Исчезнувшее
Оборонное сознание
В Парке Горького, когда еще никаких забугорных луна-парков у нас никто и не видывал, были весьма крутые аттракционы – всякие экстремальные качели-карусели, но самым крутым был, конечно, аттракцион «Мертвая петля». Из труб был согнут силуэт самолетика типа «ишака», спереди к нему был присобачен мотор с пропеллером, который вертелся и вполне натурально фырчал. В самолетике было два кресла, к которым ремнями пристегивали мазохистов-отдыхающих, и весь этот «летательный аппарат» начинал на штанге крутиться с довольно большой скоростью в вертикальной плоскости, выполняя полный оборот – настоящую «петлю Нестерова». Рядом с аттракционом постоянно дежурила медсестрица – реанимировать укачавшихся.
Наверное, эти аттракционы, как и парашютные вышки, сохранившихся во многих парках отдыха, были пережитками еще довоенного воспитания «оборонного сознания», во всяком случае того, кто не ублевался на них и вернулся, чтобы попробовать еще раз, можно было спокойно отправлять в летное училище. В 60-е практически все они из таких мест поисчезали – то ли износились, то ли столько пилотов военной авиации уже было не нужно. Их пережили комнаты смеха – залы с искажающими зеркалами, увековеченные в одной из ранних серий «Ну, погоди!».
Древний сервис
Сейчас практически исчезнувшие чистильщики сапог ранее были повсеместны, многочисленны и этнически однородны. Исключительную привилегию на занятие этим промыслом еще при царе получили айсоры (ассирийцы) – беженцы из Османской империи. Всюду стояли будочки, в которых сидели дядьки и тетки с характерной древней внешностью, у нас на Тургеневской площади такая была у стены Главпочтамта. Сам никогда не пользовался, но, помнится, стоило недорого, а чистили – до блеска. Попутно айсоры приторговывали самопальным гуталином, шнурками, а в 70-е - и разноцветными нитролаками, которыми можно было закрасить царапину на цветной лаковой обуви. Я у них эти нитролаки купил, чтобы сделать на первую годовщину нашей лаборатории в 78-м самодельные значки, которые кое у кого из коллег сохранились, а я свой посеял…
До киргизов
Прежде дворники в московских домах были константой – они жили в том же доме, который обслуживали, никуда не исчезая и не меняясь десятилетиями. В «Черном лебеде» на Нарышкинской одной из важнейших персон нашего быта был дядя Вася Булусов, живший со своим семейством в бараке во дворе, дядя Вася был с нами строг и гонял. Видимо, гонял авансом, потому что пока мы были мелкие никакого ущерба нанести не могли, а вот, когда подросли, устроили натуральный пожар на дровяном складе, с которого брали топливо как раз для барака.
На Хорошевке семья дворников уже занимала квартиру на первом этаже в нашем подъезде. Я дружил с их средним сыном моим одноклассником Борькой, мы вместе ходили в театр, а потом однажды вместе отправились на Стадион Юных Пионеров поступать в секцию гимнастики к знаменитому Калинчуку. Потом по нашим стопам там же оказался и его младший брат, который дорос до молодежной сборной Москвы.
Вымершие племена
Еще три колоритных племени работников сферы обсуживания исчезли из Москвы на моей памяти. Крик «точу ножи, ножницы» возвещал приближение точильщика, который на плече нес деревянный точильный станок с ножным приводом. К нему выстраивалась основательная очередь, потому что точил точильщик долго и тщательно на множестве кругов разного диаметра и номера абразива. Мне больше всего нравились очень красивые искры, которые летели с точильных камней.
Другой, не менее громкий вопль: – Иду, иду! Старье берем, - означал приближение старьевщика, последний раз я такое слышал в начале 70-х у нашего дома в Боброве переулке. Эти никаких красивых искр не испускали , честно говоря, вызывали некоторую брезгливость. Застал я и трубочистов – у нас в «Черном лебеде» была своя котельная, и раз в год приглашали мужиков чистить ее трубу. Потом с этим племенем столкнулся в Софии в 63-м, где котельные и печи были очень многочисленны. Из-за этого при отсутствии ветра над городом, окруженном горами, повисало дымное облако. Воротничок на рубашке чернел за день, а на шее оставалась четкая граница.
Ухудшение технологии
Во дворе у нас постоянно велись какие-то работы Бюро Прямоточного котлостроения – частенько там собирали какие-то агрегаты. Иногда там же сварщики варили трубы для стендов или чинили трубы домового теплоснабжения. В специальный бак загружали карбид из большой кучи, которую наваливали рядом, и работали с ацетитленовой горелкой.
Для нас кайф от этих работ состоял в том, что можно было натырить карбида из кучи, насовать его в пустую бутылку, налить туда воды и заткнуть. После этого ее, не мешкая, надо было бросать подальше, потому что взрывалась она довольно сильно и громко. От электросварочного аппарата такого удовольствия не получишь…
Телефонная буква
В детстве номера московских телефонов начинались с букв, которые значили цифры. Б означала центр, у деда, жившего в Малом Козихинском, номер был Б3-74-55. Д – это Миусы, районы северо-запада. У нас в доме, стоявшем на краю Петровского парка был телефон Д1-26-09. Уже в 60-е Москва стала испытывать недостаток номеров, и, начиная с центральных станций, стали вводить семизначные номера, которые поначалу тоже содержали буквы – дедов номер стал выглядеть: АК9-74-55. Никогда не понимал, в чем смысл замены цифры буквой и с облегчением вздохнул, когда буквы отменили.
Очень маленькая экономия
Телефонные автоматы в старину работали от 15 копеечной монеты (47-го года), после реформы – от 2 копеек. У нас были популярны кружки из текстолита с дырочкой, в которую пропущена тонкая леска – от такого кружка телефон давал соединение, а потом его можно было вытащить обратно для повторного использования. Когда вернулся из Болгарии, обнаружил, что 2 стотинки прекрасно имитируют нашу двушку, что немудрено – делали болгарские монетки на наших Монетных дворах.
