Блог

Дорогие друзья, мы в Израиле. Более того, мы – израильтяне! Моя мама еще нет, но ей пообещали твердо, что это будет в самое ближайшее время.

Решение  уехать, бросив все, - работу (с зарплатой!), заботливо обустроенные квартиры, любимый лесной пейзаж за окном, новую прекрасную (лучшую в нашей жизни и, как мы полагали, последнюю) машину, - не говоря уже о родных, друзьях, коллегах – далось нам оччень нелегко. Но ощущение, что мы живем в гитлеровской Германии, и невозможность с этим примириться оказались сильнее всех сожалений. (Недаром наша славная Дума приняла закон, карающий за сравнение советской России  с фашистским Рейхом!). Это же очевидно: как они на нас «вероломно» напали, так и мы сейчас – на Украину. Гитлер хотя бы небезосновательно опасался, что Сталин его опередит, а предположение о нападении на нас Украины – курам на смех. Лично для меня вопрос стоял так: если, имея возможность уехать, я все же остаюсь, - значит, беру на себя ответственность за все происходящее – смерти, разрушения… Ведь это на мои налоги, в частности, снаряжается армия нападения. Другое дело – люди, которым уехать некуда, - они заложники. (В чем-то это может быть даже легче – не надо ничего решать и паковать чемоданы…). Потом все пошло для нас легче: каждый день появлялись новости, одна другой страшней и нелепей: то интернет закроют, то будут сажать за слово «война», то вообще границы запрут…  и каждый раз мы говорили себе – значит, мы приняли правильное решение.

В юности – да и позже – мы с Юркой страдали от своей национальности – пресловутого «пятого пункта», ныне исчезнувшего. О бытовом антисемитизме я не говорю, он в каждой стране может проявиться. Я говорю о государственном антисемитизме, который диктует, где евреям можно учиться и работать, а где нельзя. Мой муж  долго не мог устроиться на работу, потом много лет работал в одном институте, а числился в другом, в который брали всех «ущербных». Меня тоже не взяли на работу в Институт им. Баха, который разместил объявление о наборе сотрудников НА НАШЕЙ кафедре – я, видите ли, «не подошла им по профилю». А до этого меня завалили на экзамене в университет и медицинский, пришлось учиться в педагогическом. Что мне много лет спустя икнулось – я не могла продолжать занимать медицинскую должность, в которой проработала около 30 лет. И вдруг оказалось, что наша национальность – колоссальное преимущество, потому что дает право выбора.  И мы им воспользовались.

Однажды мы уже собирались уехать, когда в 1990 г. по дачам, где мы жили с детьми у родни, прошел милиционер и предупредил хозяев, чтоб не сдавали евреям, потому, дескать, что у милиции мало сил, и она не сможет защитить их от погромов. Тогда мои советско-идейные родители, которым я и заикнуться боялась об отъезде, сказали: и долго вы будете раздумывать? Быстро собирайтесь! Мама к тому же положила свой партбилет в конверт и отослала в райком. И ортодоксальный папа слова не сказал. Тогда я ходила с глазами на мокром месте и порой просто не могла удержать слез. Но случился путч, «они» все исчезли, и мы решили остаться. Несмотря на бытовые трудности – все помнят, что порой не знали, на что купить бешено подорожавшую еду детям. Боролись с препятствиями, но об отъезде больше не помышляли. Многого добились в профессиональном плане, обустроили свою жизнь вполне разумно и комфортно, путешествовали, посмотрели мир, посещали дочь с внуком в Ирландии. Все пришлось бросить – и бежать. Потому что посчитали невозможным участвовать в агрессии ради сытой благоустроенной жизни. В этой ситуации у нас оказались другие приоритеты… Мне неинтересно, какую политику проводил Зеленский, насколько она была справедлива, это другая страна. Но никто не имеет права убивать людей другой страны за то, что они живут, как ОНИ хотят.

А слез уже не было, только бешеная злоба на правящую верхушку нашей любимой Родины. Эта злость дала мне силы собраться, все оформить и уехать с радостным чувством освобождения.

И вот мы на «исторической родине», как считается в государстве Израиль. Мы – «олим», т.е. «восходящие» (к корням). На самом деле мы люди абсолютно нерелигиозные, и что было с нашими предками две тысячи лет назад, нас как-то не очень волнует, так что никакого чувства возвращения к истокам мы не испытываем. Моя родина – Москва с ее переулками, сосны, освещенные солнцем, земляника, березовые рощи, иван-да-марья по опушкам – все осталась позади. А если говорить об «исторической» родине, то это как раз Украина. Я помню бабушкины рассказы о беленых мазанках ее родного Томашполя, киевской гимназии, о том, что вся ее родня погибла во рву под Одессой… Помню ее украинские песни, хотя она совсем не могла петь, голоса не было, но все же доносила мелодию… Мне очень нравились народные костюмы с веночком из цветных ленточек, она собирала ленточки с конфетных коробок, чтобы сшить мне такой костюм… Не успела. Я потом нашла у нее коробку с этими ленточками.

Так что мы прибыли в чужую для нас страну. А чувствуем себя эмигрантами, не по своей воле выброшенными с насиженного и любимого места. В государство, которое почему-то заплатило за наш переезд, наши чемоданы, сразу, в аэропорту Домодедово, объединило всех членов нашей семьи (у всех нас были разные основания для въезда), по прилете сразу дало все права гражданства для нас с мужем и обещание того же для моей мамы, деньги на месяц жизни и обзаведения необходимым, накормило бутербродами, посадило в автобус (бравые мальчики в армейской форме покидали наши 14 чемоданов в багажный отсек) и доставило к дому, где  наш друг предоставил нам на время квартиру (а могли – и в гостиницу, предоставляемую на месяц бесплатно с трехразовым питанием). В дальнейшем, после оформления документов нам обещано денежное обеспечение на 6 месяцев, медицинская страховка, пособие (поскольку мы старше возраста выхода на пенсию) и различные дополнительные компенсации, льготы и скидки, позволяющие выжить. Спрашивается: зачем?

Когда приезжают молодые работоспособные люди, - понятно: это полезный труд и налоги. Семьи с детьми, люди в репродуктивном возрасте – это будущие солдаты и опять же источники интеллектуального труда и налогов. А зачем им нужны три старика, ни на что не годных, кроме поглощения денег налогоплательщиков? Почему появление моей 93-летней мамы, не имеющей визы репатрианта, так умиляло чиновников и помощников на всех этапах пути, что ей везде с улыбкой давали зеленый свет – и нам заодно (ведь вы же – одна семья!)?

Не все было так безоблачно во время нашего переезда. Главное – не удалось вывезти нашу кошку Варежку по вине раздолбаев из израильского ветконтроля, задержавших разрешение на ввоз до момента вылета самолета. Водитель автобуса по причине перекрытия въезда на нашу улицу выкинул нас на тротуар с нашими неподъемными 14 чемоданами и сумками за полкилометра до нашего дома, поленившись подъехать к дому с другой стороны. Глубокой ночью мы оказались наедине с этим барахлом…

Но и тут все обошлось – появилась гуляющая молодая парочка, девушка спросила по-русски, что я тут с этим всем делаю (пока мои мужчины отвозили маму и часть сумок, я стерегла остальное), затем спросила: как Вы думаете, влезет все это в одну машину? Я сказала: нет! Ну, значит, съездим два раза, сказала она, сбегала куда-то за своей машиной, разложила сиденья, ее парень все это быстренько туда засунул и они уехали, а я стала сторожить оставшееся. Стою и думаю: подошли неизвестные люди, похватали большую часть моего имущества (хорошо, хоть скрипку им не отдала) и увезли, а я даже номер машины не удосужилась запомнить… Через несколько минут фары появились на другом конце улицы, а потом и возле меня. Погрузили остаток и довезли вместе со мной до подъезда. Никаких денег! В этом эпизоде (его описал в своих заметках мои муж, я же не собиралась повторять, но не смогла удержаться, ведь они не знают, как все началось) больше всего меня тронуло то, что не я попросила о помощи, нет, это девушка со мной заговорила, заподозрив, что здесь что-то произошло необычное. Ей было не все равно. И она предложила решение. Иначе мы бы перетаскивали эти чемоданы всю ночь.
Кстати, ее  имя – Лолита, она украинка, родилась в Москве, переехала в Израиль 17 лет назад, ее парень, - по виду сабр, по-русски не говорит. Это все, что мне известно.

Жуткая очередь в МВД, чтобы заказать паспорт (как я понимаю, наплыв репатриантов в последнее время застал многие службы врасплох) с неявной перспективой – удастся проникнуть внутрь или талончики кончатся передо мной. И – включается спец. лифт для мой мамы, вручается талончик для нас троих (у сына – другая ситуация и другая очередь).

Подозреваю, что подобные ситуации будут сопровождать нас всю оставшуюся жизнь – будет безалаберность, безответственность, равнодушие, а также человечность участие, доброта.

Теперь это государство  - мое. Я – его часть. Я к этому еще не привыкла, все еще чувствую себя туристом. Но кассирша в магазине вроде нашей «Пятерочки», когда я объяснила ей, что картой расплатиться не могу, потому что банк пока не открыл мне счет, сказала: а Вы требуйте! Это Ваше право! Они не имеют права Вам отказать!

Чувство «дома» пришло к нам совсем с другой стороны, можно сказать, прибыло из России. Друзья позаботились, чтобы нам было удобно в их квартире, купили для нас плиту, подготовили постели и еду на завтрак, а когда на утром мы эту квартиру рассмотрели, – обнаружили множество наших книг, со слезами оставленных дома,   и тех, что приедут позже с контейнером, и картинки из тех мест, где мы были, те же книжные полки, стулья, посуду, и проигрыватель с сотнями пластинок с классикой (куда же я свои-то дену, когда приедут?)… Просто здесь жили родители нашего друга, которых мы не знали, но которые, судя по всему, были очень похожи на моих родителей. Типичная московская интеллигенция! И нам стало не только удобно, но и тепло. А на следующий день приехала наша внучка со своим другом, через день – друзья из Петах-Тиквы, подарили маме календарь на русском, которого ей не хватало, завтра – моя троюродная сестра, потом – сестра с другой стороны… Тут у нас еще много друзей, пожалуй, больше, чем осталось в Москве…

…Слово патриотизм на мое родине сильно скомпрометировано. Во всяком случае я и власть предержащие вкладывают в него совсем разные смыслы. А тут, в Израиле, я могу сказать – да, я испытываю глубокую благодарность к государству и его жителям за то, что они для нас сделали и сделают в будущем, несмотря на все бюрократические препоны. А когда наша кошка воссоединится с нами, стану безоговорочным патриотом.