Блог

Давным-давно в Мончегорском политехникуме курсовые проекты защищались по всем правилам защиты дипломов в приличных вузах. И вот один неплохой, в общем и целом, студент развесил чертежи и уверенно докладывает, что и как он спроектировал в редукторе... Комиссия слушает, кто-то лениво почитывает 100-страничную пояснительную записку, всё идет замечательно... И вдруг, один из членов комиссии встает и говорит: - Стоп!!! – и зачитывает из записки: - Поскольку курсовые проекты всё равно никто не читает, принимаем болты деревянными...

Аудитория, включая комиссию и автора шедевра, долго и громко ржет, но студент получает новое задание и идет делать новый проект с нуля... Зато вошел в легенду!

В 9-ом классе нас обязали поставит некое действо к "Последнему звонку"  выпускного класса. В итоге родилась пьеса в стихах, главным героем которой был военрук, фамилией и оборотами речи, крайне похожий на нашего. По сюжету его назначают директором школы, и он являет собой воплощение мракобесия, переводя школу на военное положение, заменяя в сетке уроков физику, и прочие дисциплины на начальную военную подготовку, строевую и т.п.

Времена были уже более или менее «либеральные» - 1987-ой год… Но «сдавать» пьесу завучу и секретарю парторганизации школы (учительнице физкультуры) – пришлось… Нас, правда, сто раз предупредили, что у нас нынче гласность, перестройка и свобода, и запрещать нам ничего не будут, но хотят «просто посмотреть», а потом, на правах старших товарищей, по дружески, просто посоветовать, не стоит ли что-нибудь поменять или убрать…

К нашему удивлению (я бы даже определил наши чувства более крепким словом) нареканий не вызвали ни слова главного героя пьесы: «В классах мы устроим тир – по мишеням бить. Пусть узнает целый мир – нас не победить!» Ни его же пассажи типа: «Что за глупость Вам твердят про закон Кулона?! Все курсанты говорят – нет глупей закона! Вот то ли дело – взрыв над нами: Лег спиной к огню, голову закрыл руками И спас жизнь свою!»

Всё это, конечно, было по-детски, но звучало очень вызывающе, чем мы очень гордились… И всё это спокойно «прокатило»… Единственное замечание было высказано (когда почти часовое действо завершилось), касательно первых же строчек: В зале шум… Ужасный шум – в этот день стоял! Наш любимые военрук – в школу опоздал…

Это пытались зарубить, под предлогом того, что «это не правда, Геннадий Алексеевич никогда не опаздывает, и это может его обидеть…»…

После часовых препирательств, в ходе которых мы доказывали, что опоздал он по весьма уважительной причине – срочный вызов на совещание в РОНО, где его и назначили директором школы, вступление удалось отстоять…

У нас в МИСИ на военных сборах три дня повторялся трёхразовый инструктаж о том, что делать в случае осечки при стрельбе (положить пистолет ствол в створ стрельбы, отступить на один шаг и доложить: - «Товарищ майор, курсант такой-то – осечка!»). На четвертый день такой же инструктаж повторился и непосредственно перед стрельбами.

Стрелявший одним из первых Марат М., развернулся к майору Куковскому и, направив на него пистолет, доложил: - Товарищ майор, не стреляет! Я на него жму-жму, а ничего! Произнося эти слова, Марат продолжал нажимать на спусковой крючок, демонстрируя невозможность произвести выстрел.

«Товарищ майор» мгновенно распластался на земле и стал призывать Марата положить пистолет, используя самые непарламентские выражения… Марат, судя по всему, удивился такому поведению майора и повернулся, продолжая держать пистолет в руке с пальцем на спусковом крючке, к нам, своим однокурсникам, как бы ища у нас поддержки…

В жизни не видел, чтобы человек тридцать (и я среди них), за секунду до этого нарочито вальяжных, как и подобает быть студентам, перешедшим на 5-ый курс, за долю секунды выполнили команду «Ложись!» без всякой команды…

Последний вызов на командирские курсы, которые завершали мою переподготовку офицера запаса, пришел поздней осенью 81-го. Я-то весь год опасался вызова, потому что готовился к защите кандидатской, и боялся, что вызов создаст дополнительные трудности. А так в январе 82-го я с удовольствием походил на занятия, которые протекали в обстановке безмятежных «вечеров встреч однокашников», узнаванием давно не виденных приятелей, игрой в преферанс и шахматы с часами на лекциях и «посошком» перед расставанием. Завершался цикл занятием на свежем воздухе, которое не прогуливал никто – нас вывозили на стрельбище, где было положено сдать зачет по стрельбе из автомата и пистолета. Сын Женька еще ждал, что я ему привезу стреляных гильз.

Братья-медики, в том числе несколько человек явно предельного для службы в запасе возраста, с оружием общались редко и ошибочно считали, что, чем быстрее они выпалят заряженные в магазин АКМС патроны, тем меньше опасности они будут представлять для себя и окружающих. В результате из-за закидки ствола к концу очереди из 20 патронов ствол у них вставал едва ли не торчком, что очень ясно демонстрировали заложенные в магазин трассеры. Стоять за линией огня было несколько волнующе, потому что все подспудно ждали, что у кого-нибудь ствол запрокинется за спину, и придется нам нырять в снег.

Потом подошла и моя очередь, и я улегся на постеленную на огневой плащ-палатку. Командующий стрельбами полковник счел, что от меня можно добиться побольше толку в деле попадания в цель и, отечески склонившись к моему уху, поделился стрелковой мудростью: - По ростовой мишени очередь – 3 патрона! Целься в яйца, тогда второй пойдет в грудь, а третий – в голову!