Бреды и анекдоты (203-я серия) Наши учителя

Мальчик или девочка?

Изучение иврита в ульпанах Нетании показало, что у тамошних учителей есть интересное развлечение. Разрекламировав иврит как очень логичный язык и разъяснив правила, по которым в нем определяется род слова – мужской или женский, а здесь с этим очень строго, наши наставницы при разборе каждого нового слова не забывали спросить: - А это какой род? И класс дружно рычал в соответствии с объяснениями: - זכר (захар – мужской) или נקבה (некева - женский)! И учительница благосклонно улыбалась.

Однако, вскоре мы стали примечать, что иногда перед этим вопросом какая-то змеиная улыбочка касается губ моры (מורה – мора, учительница) и на ответ класса следует торжествующее: - Нет! Это - исключение!

Предсказать тут ничего невозможно, эти слова нужно просто запомнить. Постепенно выяснилось, что исключений в этом логическом языке примерно столько же, сколько слов, следующих правилам. Удивительно, евреи, известные своей предприимчивостью, упускают такую возможность: учителя ульпанов, у которых зарплаты оставляют желать очень много большего, могли бы озолотиться на пари "захар или некева?" (мужской род или женский) со своими учениками

Успокоительное средство

Восемь выпускников ульпана алеф из нашей группы "пенсионерим" узнали, что можно за государственный счет пройти курс ульпана "бет", а агентство ОБС донесло, что на углу улиц Рав Кук и Бялик такой ульпан с хорошей репутацией есть. Туда мы все и направились.

В отличие от ульпана алеф здесь нашу группу взяла учительница - репатриантка из России, как мы сами. И мы, по крайней мере в начале цикла, могли рассчитывать на внятные разъяснения, которые неизбежно требуются, но которые в ульпане алеф можно было получить только на неважнецком английском.

У нас были разные сложности и с памятью, и с разными жизенно важными делами, и со здоровьем. Неожиданно оказалось, что сложности есть и у нашей учительницы. Как она сама рассказала, она очень ждала, когда ей дадут группу по программе "бет", и вот она получила "пенсионерим", которым даже экзамен сдавать не надо, а уровень знаний едва тянет на "бет". Но главное затруднение для нее состояло в том, что самый молодой из группы старше ее самой лет на 20, и наши внуки примерно одного возраста с ее дочкой.

Пришлось сделать коллективную фотографию нашей группы, которая должна ее как-то успокоить.

В первом ряду слева направо - Таня, Соня, Сеня, во втором ряду - Женя, Света, Рита и Гена. Автор стоит в углу. Надпись на стене: Вперед к счастливому детству!

Лучше не спрашивай!

Профессор Борис Манухин в 60-е - начале 70-х был коллегой и соавтором моего шефа . Потом их пути идейно и методически разошлись, но товарищеские отношения между ними и их сотрудниками сохранялись. Все участвовали в объединенном семинаре и при случае помогали друг другу советом и какими-то приборами и реактивами по возможности.

И вот тут у профессора выявилась одна особенность. Если прийти к нему и вежливо попросить: - Борис Николаевич, а нет ли у Вас такого-то препарата? – то ответ будет отрицательным. Я так разок нарвался, причем знал доподлинно, что такой препарат у него есть. Кто-то из нашей лаборатории открыл мне глаза: - Ты неправильно просил! На вопрос «нет ли?» Манухин автоматически отвечает «нет!», а если сказать: - Борис Николаевич, у Вас ЕСТЬ такой препарат, дайте, пожалуйста, - то он обязательно поделится.

Я проверил этот рецепт – получилось!

Политическая контузия

Академик Академии медицинских наук Илья Борисович Збарский казался вечным. Довольно долго казался: я пришел в Институт биологии развития в 74-м, а он уже был там одним из старейших ученых. У него была одна из самых крупных в Институте лабораторий, несколько способных сотрудников которой сделали карьеру в России и за рубежом, работы лаборатории Збарского и в советское время, когда это было непросто, публиковались в международных журналах. Но у академика была одна особенность: он панически боялся начальства и всяких политических проблем.

На глазах у всего Института он запереживал, когда кто-то из дирекции на ученом совете заявил, что сотрудники лаборатории Збарского не явились на какой-то политсеминар. Илья Борисович тут же вскочил и заявил, что, во-первых, ему никто ничего не сообщил о политсеминаре, а, во-вторых, он приказал своему заместителю обеспечить явку сотрудников лаборатории, и, если что - виноват он…

В зале захихикали, как мне объяснили старшие товарищи, это был не первый такой случай. Может быть, дело в том, что Илья Борисович в молодости перенес психологическую контузию. Его отец, академик АМН Борис Ильич Збарский, попечитель забальзамированного тела Ленина, получивший за это Героя Соцтруда, в 52-м был арестован и просидел в тюрьме полтора года, сам он потом рассказал сыну, что его обвиняли в шпионаже на Германию. Такой же садизм был проявлен и к арестованному по «делу врачей» Мирону Семеновичу Вовси, главному терапевту Красной Армии в годы войны, у которого немцы убили всю родню…

Молодой в то время Илья Борисович, работавший у отца в лаборатории Мавзолея, не мог все это не принять близко к сердцу и до самой перестройки шарахался от всяких проблем с начальством. Только под самый конец жизни, с кратким периодом демократизации в России, Илья Борисович осмелился написать довольно откровенные мемуары.

Или – или

С одновременным использованием взаимоисключающих аргументов столкнулся в начале карьеры и я сам.

После экспедиции 77-го года, в которой мы получили результаты, противоречащие классическим данным пионера экспериментальной биологии развития Ханса Дриша о межклеточных взаимодействиях у зародышей морских ежей, я вздумал доложить это на коллоквиуме в Институте биологии развития.

Выслушав мой доклад эмбриолог профессор Гинзбург по институтской кличке «Танк» очень недовольным голосом объявила, что, во-первых, то, что у нас получилось – неправильно, потому что не соответствует данным Дриша (что, надо понимать, она считала противоестественным). Во-вторых, все полученное нами представляет собой повторение классических данных, а потому ничего нового и интересного в себе не содержит. Я возразил, что давайте что-нибудь одно: либо неправильно, либо неново… Не возымело...

Потом, когда мы получили множество доказательств своей правоты, эмбриологи к нашим данным просто привыкли, и уже не обижались за Дриша, о чем можно судить по реплике, которую бросил профессор Белоусов на моей докторской защите, где он был первым оппонентом: «Да, вот рассматривая эту работу, мы и вспоминаем, кто это, собственно, сделал…»

Блог

Бреды и анекдоты (203-я серия) Наши учителя