Непедагогичные воспоминания

Как-то в детстве само собой разумелось, что я должен хорошо учиться, потому что и папа, и мама закончили школу с отличием, и мне просто некуда деваться… Постепенно, однако, из воспоминаний папиного друга, деда и не всегда педагогически продуманных рассказов самого папы выяснилось, что не все было так уж гладко, и что на Солнце тоже бывали пятна… Конкретно, в 9-м классе (в 37-м) папа ужасно увлекся футболом, играл за юношескую команду сам и, конечно, не пропускал ни одного матча днепропетровской команды, в которой блистали тогда Лайко и Корнилов, которые потом прославились в московском Спартаке. Футболом он увлекся, а от учебы – отвлекся…

В один не очень-то прекрасный день мой дед, которого в Днепропетровске знали многие, на улице столкнулся с завучем школы, в которой учился его сын, и она сочувственно спросила, как Боря, скоро ли он выздоровеет и придет в школу – он же уже два месяца болеет… Для дедушки все это было пребольшим сюрпризом, потому что утром он расстался с совершенно здоровым сыном, который как раз собирался в школу…

Дед, не особо колеблясь, направил свои стопы на городской стадион…

Папа рассказывал, что он сидел на солнышке и был полностью погружен в созерцание тренировки местных кудесников кожаного мяча, а потом вдруг почувствовал холод и понял, что на него упала тень, обернулся и увидел возвышающуюся над собой широкоплечую фигуру своего отца…

О последовавших репрессиях и отец, и дед дружно умалчивали, перескакивая через этот момент прямо к тому, что лекарство от болезни было из области не кнутов, а пряников – дед пообещал, что летом отпустит сына с семьей друга на Черное море, только если тот закончит девятый класс «на отлично». Учитывая столь длительный прогул, цель выглядела практически недостижимой, но мой папа, возможно впервые в жизни, проявил известные всем знавшим его упорство и целеустремленность и поставленной цели достиг.

В итоге, по инерции папа и десятый класс закончил в том же духе и получил аттестат зрелости с золотой рамкой, что соответствовало позднейшей золотой медали и давало возможность поступать почти в любой институт без экзаменов. Папа выбрал МЭИ…

Озарение

Когда папа окончательно перестал бояться, что антипедагогическими рассказами нарушит процесс моего воспитания, он как-то помянул о своей методике подготовки к экзаменам в институте: в первый день подготовки он гулял с учебником под мышкой, на второй день – сидел за столом перед учебником, но не учил, а в последние сутки – зубрил.

Как-то на экзамене по высшей математике, которую папа знал не слишком, получив билет он из трех вопросов, он ответ написал только на один, и на многое не рассчитывал. Однако, когда он со своим листочком сел за стол к экзаменатору, тот пробежал решение глазами и, не говоря ни слова, поставил ему «отлично». Чтобы у экзаменатора не возникло неуместного, пусть и запоздалого, желания выяснить знания папы по второму и третьему вопросам, он быстренько ретировался в коридор... А там, когда он показал свой листок товарищам, те ему объяснили, что он со страху в три строки вывел табличный интеграл, стандартный вывод которого в учебнике занимал страницу.

Средство от голода

В Ридере, куда эвакуировали МЭИ, зимой с 41-го на 42-й, студенты на своих продовольственных карточках быстро и уверенно шли к дистрофии, особенно молодые парни. Папа рассказывал, что в то время он при росте в 172 весил 48 килограммов. Надо было что-то делать, и папа, который прилично рисовал, отправился по объявлению наниматься в эвакуированный театр бутафором, сказав, что был учеником в мастерских Малого театра. Заведующему реквизитом выбирать было не из кого, и отца зачислили.

Первым заданием было изготовление барабанов для юных барабанщиков в какой-то исторической драме. Папа расстарался – получились очень красивые ярко раскрашенные барабаны, только папа не учел, что барабанщиков играют травести – юные актрисы, загримированные под мальчиков. Для них, тоже недоедавших, барабаны, сделанные из досок, оказались неподъемны и, чтобы весом их не сгибало, к спинам им пришлось приматывать еще по доске, а перевязь барабана уже к ним… На этом папина карьера бутафора закончилась…

Пришлось искать другой приработок, вот тут папе повезло – он пристроился в местной фотографии ретушером – это была  такая профессия – вручную «доводить» качество фотоотпечатков, то есть делать то, что нынче делает Фотошоп. Вот тут его способности рисовальщика пригодились. Потом, в детстве, я как-то раз видел, как папа это делает на одной не очень удачной семейной фотографии.

Самосад

Папа рассказывал, что в военные и послевоенные годы не меньше голода его мучил недостаток курева. Они с другом, молодые инженеры-теплоэнергетики, выкуривали то, что полагалось по карточкам, в два счета, а потом садились на голодный паек. Решать эту проблему они приладились тем, что ходили вдоль железнодорожных путей неподалеку от московских вокзалов. Обычно было достаточно пройти пару перегонов между платформами электрички, чтобы набрать бычков. Сигарет тогда не курили – окурки были только от папирос, и в них оставалось совсем немного табака. Их, однако, потрошили, смешивали и делали самокрутки.

Как-то в дальневосточной экспедиции, когда тайфун отрезал нашу станцию от источников снабжения, я воспользовался папиным рецептом… По сравнению с получившимся ядохимикатом махорка, которую пришлось курить в экспедиции 90-го года, теперь вспоминается как отличный табак…

Свадебный подарок

Одной из первых самостоятельных работ моего отца был пуск и наладка котлов ТЭЦ Горьковского автозавода. В те годы – это был чуть ли не единственный завод производивший грузовики, объект государственного значения. ТЭЦ в условиях послевоенного энергетического кризиса для ГАЗа была жизненно необходима, и на отце и его бригаде постоянно висело и руководство ТЭЦ, и самого завода, постоянно поминая московское начальство. Ценой трех месяцев бессонной работы папа сумел уложиться, начальство было весьма довольно – оно ордена за это огребло. Папа в списки награжденных не попал – в 49-м ордена людям с такой фамилией не давали.

Директор станции, однако, был порядочным человеком и посчитал себя обязанным папу отблагодарить – он дал ему свою личную машину, чтобы встретить на горьковском вокзале возвращающуюся из командировки на Дальний Восток папину невесту – мою будущую маму, а потом на этой же машине отправил их в Москву – это было их свадебное путешествие.

35-е декабря

В начале 60-х папа несколько лет провел на Южно-Уральской ГРЭС, на которой со своей бригадой молодых наладчиков пускал котлы. Буквально каждый год советское радио и телевидение числа так 30-го декабря сообщали о вводе в строй нового блока ЮУГРЭС. В это самое время папа звонил нам из Южно-Уральска и сообщал, что положенное для ввода в строй 72-часовое испытание блока началось вчера, начинается сегодня, начнется завтра, а закончится 32-го, 33-го или 35-го декабря, потому что – план, и наверх уже доложено…

Поздно…

Весной 2000-го году папа проговорился, что его в составе группы энергетиков выдвинули на Премию Правительства РФ. Я никогда не слышал от него ни слова, которое бы свидетельствовало о его интересе к таким внешним знакам отличия, цену он себе знал и без посторонних… И все же, думаю, ему было бы приятно. Потом все это заглохло – дали кому-то другому…

В последний год папиной жизни мы сыграли их с мамой золотую свадьбу и подарили им настоящее свадебное путешествие в Прагу. Папа начал работу по новой тематике и был ею очень увлечен. Потом многолюдно и весело отметили его 80-летний юбилей. А спустя месяц и один день его не стало…

А осенью того же, 2001-го, года мне вдруг позвонили из его института и сообщили, что моему отцу посмертно присуждена Премия Правительства РФ… На мгновение мне стало так же отчаянно, как тогда, когда позвонили под утро из больницы. Это ведь папе, а не мне надо было это услышать…

***