Готовь телегу

Конференция во Львове в 78-м проходила в жару, работы докладывались разнородные, не все были нам интересны, и мы периодически отваливали из зала на волный воздух. Совсем по соседству с институтом располагалось огромное Лычаковское кладбище, куда мы в тенечек и отправлялись. Обстановка на кладбище на фоне общего несколько легкомысленного настроения гнетущей не казалась, и мы там с удовольствием расслаблялись, надеюсь, не слишком галдя…

В какой-то момент мне  вдруг бросилась в глаза престранная деталь – на памятнике значилось, допустим: Иваненко Иван Иванович, даты рождения и смерти, а ниже, допустим; Иваненко Марья Николавна, дата рождения, а на месте даты смерти – пустота… Потом я и на нескольких других памятниках приметил точно такую же картину и поинтересовался у местных – отчего сие? Аборигены терпеливо объяснили, что в целях экономии и технологического упрощения многие семьи так заказывают надписи на памятниках, где переживший супруг прописан авансом, а, когда придет и его черед, останется только пробить несколько цифр, не снимая памятник с постамента… Кроме того, человек имеет совершенно ясное представление о том, как будет выглядеть место его упокоения. Суеверные соображения этих униатов, видимо, не волновали.

Не с чего – так с кладбища

Потрясающая поездка по Армении подходила к концу – посетив сумасшедшей красоты Гегард, Агарцин и Ахпат, мы оказались в Степанаване, после чего должны были переехать в Грузию. После всего, что мы уже повидали, в этом новом городе смотреть было совершенно нечего, однако ж, экскурсия по городу была запланирована… Экскурсоводша бегло ознакомила нас со стандартным набором – горком партии, памятник Степану Шаумяну, в честь которого город назван, а потом мы оказались на городском кладбище. Конферанс здесь свелся к постоянно повторяющемуся рефрену: – а вот эта могила стоит 4000 рублей (для ясности, в том 1975-м году я получал 105, а Танька – 90), а вот эта могила обошлась в 12000 рублей… Честно говоря, не помню каких-то скульптурно-архитектурных особенностей, по-моему, могилы отличались площадью участка и количеством вбуханного в него каррарского мрамора…

Прикончила нас экскурсоводша у могилы 4-х летней девочки: - А вот эта могила стоит 100 000 рублей!

Ну, это – как сейчас миллион долларов… И, наверное, не последние в семье...

Нерасчетный вариант

Где-то в 60-е в прессе, то ли «Вечерке», то ли «Труде» проскочило краткое сообщение «Из зала суда» - сцапали чуть ли не весь персонал Дорогомиловского кладбища. О том, что творилось в этой сфере обслуживания все москвичи были хорошо осведомлены, а потому восприняли информацию с глубоким удовлетворением. В те времена на кладбищах с безутешных родственников драли семь шкур за все – за каждый взмах лопаты, за каждый миллиметр ширины и длины участка, за то, чтобы дали попрощаться лишнюю минуту…

Рассказывали, как дорогомиловские, славившиеся особым жлобством, попались. На какие-то похороны занесло то ли гэбэшника, то ли кого-то с Петровки, друг которого хоронил своего родителя. Служивый, в отличие от безутешных и беззащитных родственников покойного, хранил холодную голову и все художества кладбищенских мародеров запоминал…

А потом органы реализовали «контрольное захоронение»

Ритуальные ворота

В Гълъбово в Южной Болгарии, где мы жили в 63-м, в чистом поле располагался маленький погост, ничем не огороженный даже от пасущейся по соседству скотины. Однако же, дорогу, которая вела из поселка, перехватывали запертые на здоровенный навесной замок ворота. Он отпирался только перед очередной процессией…  

Режимный объект

Оказавшись после поступления в МГУ на принудработах в Лужниках в качестве «живого фона» на открытии Спартакиады народов СССР 67-го года, мы поначалу были заняты только в первой половине дня. После окончания очередной репетиции мы, компания свежеиспеченных студентов, отправились от стадиона шататься по городу и оказались неожиданно для самих себя у ворот Новодевичьего кладбища. Ворота были открыты, и мы зашли туда и некоторое время слонялись меж памятниками, сплошь исписанными знаменитейшими именами советской эпохи…

Спустя четыре года умер Никита Хрущев, первый советский нерасстрелянный лидер, которого после смерти не допустили в пантеон на Красной площади. Все же Новодевичье ему выписали, но похороны вызвали сумасшедший резонанс: пришли чуть ли не все московские реабилитированные, их не пускали, в толпе, как рассказывают, откровенно материли Брежнева и всю его братию, возникла давка и даже какие-то стычки с милицией – народ собрался уже ничего не боящийся, но в то время еще вполне бодрый…

Вот Новодевичье и закрыли – туда можно было только родственникам по пропускам, интуристам и тем, кто являлся на всякие мемориальные церемонии. Однако, после того, как на могиле все того же Хрущева установили памятник работы Эрнста Неизвестного – золоченую голову Никиты Сергеича на стелле – пополам белого и черного гранита, проникнуть туда стало делом чести московского интеллигента.

Не могу сказать, что я туда так уж рвался, но несколько лет спустя, когда я начал работать в Институте биологии развития в лаборатории имени Хачатура Седраковича Коштоянца, приспел какой-то юбилей его рождения или смерти. Институт обратился в соответствующие инстанции за разрешением на проведение мемориального мероприятия на режимном объекте – Новодевичьем кладбище, подал списки участников мероприятия и получил соответствующее разрешение – память о научном учителе, создателе школы физиологов – это ничего, это можно…

Автобус автобазы Президиума АН СССР заехал в ИБР за институтскими и прочими московскими физиологами и доставил к воротам спецпогоста. На входе у всех проверили паспорта и сверили со списками, потом мы прошли на так называемую «новую территорию», где и покоился академик. Над его могилой говорили его товарищи и выученики, многие из которых продолжали реализовывать идеи, которые Коштоянц высказал еще лет за 20 до того дня. Их и сейчас разрабатывают, я – в том числе…

После окончания церемонии убраться немедленно от нас не потребовали, и как-то так получилось, что народ целеустремленно мигрировал за стенку «старой территории», а там особо и искать ничего не потребовалось – золоченая голова сияла, как маяк… Действительно, по тем временам и идея Неизвестного, и ее воплощение выглядели весьма смело и своеобразно. Я обратил внимание, что на памятнике – свежие цветы, говорили, что, несмотря на всякие режимные фокусы, они там обновлялись каждый день…