Бреды и анекдоты (98-я серия) Наука, блин-3

Сперматозоид на кубический миллиметр

Группа наших сотрудников работала (в начале 60-х) в экспедиции на дальнезеленецкой базе Мурманского морского биологического института на зародышах морских ежей – тогда закладывались основы нашего направления физиологии… Вскоре после них на базе появилась группа питерских физиков – тогда они в массовом порядке двинули в биологию, пребывая в святой уверенности, что нехитрую биологическую науку освоят «на раз», а вооруженные НАСТОЯЩИМ знанием физики все проблемы по-быстрому решат.

Расположившись в лабораториях, физики приступили к делу – они стали анализировать творящееся вокруг. Мой будущий шеф, тогда еще совсем молодой, показал им действительно очень красивый процесс оплодотворения и деления зародышей и свои опыты. И тут физики сделали стойку: - Вот как вы оплодотворение проводите?!

- Ну, очень просто – на чашку Петри пару капель разбавленной спермы…

- Вот! Типично биологический нестрогий подход!

Следующие две недели физики вычисляли точное количество сперматозоидов на единицу объема, необходимое и достаточное для оплодотворения заданного количества яйцеклеток. Строгими физико-математическими методами было установлено, что на чашку Петри требуется внести пару капель разбавленной спермы… Тут и срок их командировки истек.

Погуляли...

В Львове в филиале Института биохимии им. Палладина в 79-м проводили всесоюзную конференцию, и в завершение участников отправили в прикарпатский городок на банкет. Дорога заняла часа четыре, еще около часа ушло на совершенно бессмысленное заселение в гостиничку – автобус в аэропорт должен был прийти в три часа ночи. Мы было загалдели, что ну ее нафиг, эту гостиничку, но тут профессор Б., путешествовавший с супругой, заявил: - Нам с женой надо полежать хотя бы полчаса, - и вызвал этим взрыв скабрезного ржания аудитории.

В итоге в ресторан завалилась огромная орава страшно голодных биологов, но еще минут сорок на столах было пусто, а потом… потом всех обнесли литровками водки «Пшеничная». Хлеб подали сильно погодя, когда исправить уже было ничего нельзя…

Результат понятен – глубокой ночью, возвращаясь из кабака в гостиницу, львовский профессор К., организовавший всю эту заваруху, в смысле – конференцию, вынужден был идти, опираясь об ручки двух новосибирских биологинь. Поскольку все были не очень устойчивы на ногах, когда профессор К. оступился, он утянул за собой в глубокую яму обеих своих дам, одна из которых была извлечена на поверхность уже со сломанной ногой.

Профессор же Г. из Москвы после такого своеобразного угощения воспылал, и ушел в горы с местной биохимичкой. Организаторы конференции, когда выяснилось, что профессор не явился к автобусу, который должен был отвезти его в аэропорт, ломали руки (в данном случае – фигурально), и причитали: - Она же не из нашего института!

Я, будучи тоже не сильно трезв, не удержался и поинтересовался: - А что вы так переживаете? Вы у своих реакцию Вассермана раз в неделю проверяете?

Право первой ночи

Валюта, за которую можно было покупать импортные химреактивы и препараты, текла в наш Институт тонкой струйкой из комиссии, которая располагалась в овчинниковском Институте биоорганической химии, и этим же академиком и контролировалась. В какой-то момент меня, еще даже и не штатного сотрудника ИБР, ввели в состав институтской комиссии по химреактивам, и я потом прозанимался этим много лет. Удалось наладить более или менее справедливое распределение валюты по лабораториям в зависимости от их численности и сложности исследований, так что самым важным доставалось 150-200 долларов на год, а самым обиженным – по 50… Не было, однако, случая, чтобы кто-нибудь из завлабов потом не шел жаловаться на то, что ему досталось на 20 долларов меньше, чем соседу…

Реактивы приходили довольно аккуратно, но вот с одним нашим препаратом приключилась странная история. Два года подряд мы заказывали кальциевый ионофор А23187, это тогда был очень популярный препарат, позволяющий повышать внутриклеточный уровень ионов кальция. При всей его популярности, препарат ничего собой особенного не представлял – ни драгметаллов не содержал, ни наркотиком не являлся, а вот получить мы его не могли. Все приходило, а ионофор – нет. На третий год мы пожаловались на такую кручину сотруднику овчинниковской комиссии, с которым у нас установились добрые отношения. Он покопался в бумагах, позвонил кому-то, а потом с виноватым выражением лица сказал, что, на самом деле, здесь нет ни происков империализма, запрещающего продавать советским стратегический реактив, ни нашего погранично-таможенного бюрократизма – просто одному из сотрудников академика Овчинникова, у которого он был тогда в фаворе, препарат А23187 показался перспективным, и он его забирал по мере надобности… Правда, чиновник нас успокоил – сказал, что теперь можно безбоязненно этот ионофор заказывать – то ли из фавора деятель вышел, то ли, наконец, за свои закупил… И правда – на третий год мы препарат таки получили.

Блог

Бреды и анекдоты (98-я серия) Наука, блин-3